Павел Петрович Максимов (1913-1986). Окончил церковно-приходскую школу. Трудовую деятельность начинал с  экзотической должности  «избач» - заведующий избой-читальней. Так с самого начала его жизнь соединилась с книгой, литературой. Затем некоторое время работал учителем русского языка и литературы. А с 1936 года занялся журналистикой, которой и посвятил всю свою жизнь. П.П.Максимов работал в районной газете в Котельниково, затем в одной из ростовских газет, редактором которой был известный теперь писатель Анатолий Калинин.

  В 1938 году, в пору сталинских репрессий П.П.Максимов подвергался преследованиям, ему угрожал арест. Но он с другим «неблагонадежным» журналистом обратился за помощью к М.А.Шолохову, и тот поддержал их.

      С первых дней Великой Отечественной войны П.П.Максимов ушел на фронт. Командовал отрядом артиллеристов. Был дважды ранен. После второго ранения в 1944 году был демобилизован. Награжден орденами Боевой Славы, Орденом Красной Звезды.

    После войны Максимов  работал корреспондентом «Сталинградской правды» (позже «Волгоградской правды»). Писал очерки, фельетоны и рассказы о жизни села. Его рассказы опубликованы  в центральной прессе (журналы «Огонек», «Крокодил»). Последние годы жизни сотрудничал с суровикинской газетой «Заря»

   За журналистскую деятельность был отмечен правительственными наградами.

Ведро.

Рассказ.

Не спится Деду Артему. Роятся в голове тоскливые мысли, давит и давит подушка...

Черт ее знает, эту подушку! Сколько лет проспал без кручины, а нынче будто кто булыжников в нее насовал. Вспушит ее Артем, взо­бьет, повернет и так и этак, а уляжется — снова давит.

—Слышь, Катюша, проснись!..

—Видела я сон, Артем! Ох, и поганый сон! — бабка даже глаза
прижмуряет, до чего поганый. — Будто принесли нам повестку в суд,
и будто написано в той повестке: «От лица всего колхоза явиться с
ответом деду Артему».

—И принесут! — кричит дед Артем в самое ухо бабке Катюше. —
Без всякого сна принесут!..

Обидевшись на вещий катюшин сон, Артем отворачивается и затихает. Молчит и бабка. Маятник стенных часов равнодушно считает се­кунды: раз, два, три...

Чего же не спится деду Артему?

Нынче вечером было у них в колхозе «Рассвет» собрание. Разные вопросы решали. И по культуре и по хозяйству. А в самом конце, когда все уж за шапками потянулись, взял слово председатель, Илья Ильич:

—■ Погодите, товарищи, малость. Вопрос в разном есть. Так. Проез­жал наш обоз, в пятницу дело было, через соседский хутор Веселый. Так. Дорога, стало быть, там проходит, потому и проезжал, не в этом дело. Так. И было на веселовском общественном колодце ведро. До тех пор было, пока наш обоз не проехал... Стыд и срам! Неизгладимое пятно на весь колхоз! Кто-то, стало быть, из наших обозников посяг­нул... Так. Теперь председатель ихний, Лука Ильич, мне и говорит: «Верните, а не то осрамлю. Во всех хуторах абсолютно. В газету рай­онную напишу, в суде походатайствую. Пускай, говорит, этот прохвост, посягнувший на наше добро, а на вашу честь, отнесет ведерко обрат­но. Нынче ночью, если днем совестится. Не будет утром ведра, на себя пеняйте». Так мне сказал Лука Ильич. Да и сами вы его хорошо знаете: на слово не очень воздержанный и полушку общественную не простит. Конечно, могу я отослать веселовцам и свое ведерко,

похлеще ихнего, но не в ведерке ж дело! Хочется мне, чтобы сам посягатель отнес, чтобы совесть в нем всколыхнулась...

Сумрачные разошлись рассветовцы по домам.

Вот и не спится теперь деду Артему. Месит кулаками подушку, во­рочается с боку на бок, вздыхает.

—Бабка, Катюша! А вдруг посягатель не отнесет? Что тогда? А?
Пятно на колхоз? Да я ж, Катюша, вот этими руками честь его добывал. Али не жалко мне нашей чести?.. И пойдет, значит, по округе молва: дескать, рассветовские колхозники на ведерко соседское позарились. Срамота! Бабка, Катюша! Вот что я, значит, придумал. Это наше... ведерко новое... давай отнесу? А?

—Укрыть посягателя?

—Луку Ильича успокоить. Колхоз от стыда уберечь. Нельзя ж, Ка­тюша, чтобы из-за одного прохвоста весь колхоз пятно носил. А по­том мы тут сами разберемся.

—Отнести, оно, конечно, не мешало б для верности. Но вдруг они
там, веселовские, в кустах сидеть будут и подмечать: кто ведерко к колодцу доставит, тот и есть посягатель. Добьешься себе позору на всю жизнь!